"Они слишком часто меняют репертуар". Так один человек описал мне однажды проблему питерских театров. При всем огромном желании, ты можешь просто не успеть сходить на постановку, о существовании которой даже не догадывался. Это не мир Нью-Йорка, но это мир с миллионом дверей, и удариться в нужную не так просто. Обшивка сорвана, дверной ручки не было в помине... Я сказал ему тогда, что в Минске тоже есть проблема с театрами: репертуар не меняется никогда.
Афиши тлеют на солнце. Все новое кажется враждебным, неправильным, лишним. Часто подозрения оправдываются: я никогда не был так близок к чувству беспомощного отвращения, как на постановке "Мастера и Маргариты" в Театре Киноактера десять лет назад; они так отчаянно пытались быть другими. Но сегодня от пыльных названий начинают болеть зубы, и я покупаю билеты на редкую премьеру ("Юбилей ювелира"), и поздним вечером мы уходим домой ни с чем.
Все это не отменяет чувства разочарования от пропажи "Макбета", "Translations", "С.В." или "Больше, чем дождь" (я говорю об одном театре, но это лучший театр в городе). В эти постановки я был влюблен в разные периоды жизни, и сегодня я дорого заплатил бы, чтобы увидеть их вновь. Но это невозможно, и странным образом я люблю это чувство потери. В нем есть смысл, приятное напряжение, и надежда на то, что в один из будущих месяцев на сцене появится что-нибудь совершенно гениальное.
Так, я потерял однажды купаловскую постановку "ART". Думал, что навсегда. Думал, что останется лишь вспоминать слова в начале пьесы и в очередной раз переживать сильную дрожь в спине. "Мой друг купил картину...". Эта пьеса, которую Ясмина Реза написала в 1994 году (премия Мольера, премия Лоренса Оливье, премия Тони), рассказывает о трех друзьях, один из которых купил совершенно белую картину без единой черточки или штриха. Я не смогу забыть легкого оглушения вечернего Минска, когда мы возвращались домой, а я думал о том, что увидел сегодня что-то бесконечно прекрасное. Мне было 18 лет. К тому времени я уже очень много писал, но все же не мог выразить словами то, что увидел тогда в театре. И увижу снова, через год или два.
Но затем пьеса исчезла, на несколько лет. За это время я увидел "Резню" Романа Полански, снятую по пьесе Реза и создавшую знакомое внутреннее напряжения из совершенного пустяка или абсолютной пустоты. Но я никак не мог забыть постановки "ART", камерной и непривычно холодной, без которой театр выглядел пресно и беззубо. И если бы кто-нибудь спросил, что все еще притягивает меня в этом городе, я назвал бы любимую улицу, любимый бар и пьесу, которую больше нельзя было увидеть. Страшно, когда притягивают не места, а воспоминания.
Она вернулась неожиданно, одним коротким словом на афише. Было волнительно прийти в обновленный театр и увидеть ее после долгого перерыва, и сердце готово было вылететь в воздух, когда свет наконец погас, и я услышал знакомые слова: "Мой друг купил картину...". Актеры были другие, однако нерв остался тем же. Тот же минимализм в декорациях, тот же бесконечный монолог в середине, та же выверенность реплик. Я не стал бы сравнивать постановки, между ними случилось слишком много, но "ART" остался лучшим, что я видел в минских театрах.
Теперь город умирает. Об этом страшно говорить, а еще страшнее думать, но каждый день город задыхается в однообразных барах и картонных арт-пространствах. Но мне приятно думать, что здесь все еще есть пьеса под названием "ART". Я не хожу на нее каждый месяц, я видел ее слишком много раз, но мне приятно знать, что в любой момент я могу сделать это снова. And I wouldn't even have to close my eyes.
