Кофе - запретный напиток моего детства. Его пили за смутными разговорами и закрытыми дверями. Его пили черным, антрацитово-черным, и при этом курили до хрипоты в горле. Его пили из маленьких чашек, на пять быстрых глотков. Он имел горький запах и горький цвет, и его никогда не разбавляли молоком. Он обжигал стенки чашки сухими черными разводами, и я пробовал его один только раз. Я сделал глоток, когда никого не было в комнате, и потом еще долго плевал в раковину и пил холодную воду. Мне было двенадцать лет, и я боялся, что никогда не дорасту до него. Как не смогу дорасти до "Андрея Рублева", джаза и вкуса зеленых оливок.
Но потом все поменялось. Я полюбил джаз. Я полюбил Тарковского. Я даже полюбил вкус оливок и маслин. И однажды в Лиссабоне, в случайной кофейне под названием Copenhagen Coffee Lab, я полюбил вкус кофе. В кофейне, пропитанной белым цветом и молодыми людьми в вязаных шапках, играла музыка, которой поддается одно только прилагательное английского языка. "Fey". Это слово невозможно перевести на русский, оно застряло где-то между 'приторным', 'чудовищно радостным' и 'манерным'.
И все-таки я решил не выделяться. На мне не было вязаной шапки (в Лиссабоне было +18), но я достал компьютер и заказал флэт уайт.
Внезапно солнце пробилось в белое окно кофейни, и все стало на свои места. Я вдруг понял вкус кофе. Понял, что итальянский способ пить эспрессо после обеда, который я практиковал до этого, причинял мне скорее раздражение. Равно как и двойной эспрессо, который я пил все остальное время. Но вот на те полчаса, что я провел в Copenhagen Coffee Lab, мне начало казаться, что флэт уайт - это лучшее изобретение австралийцев после ультразвука и музыки Go-Betweens.
В Минске моя любовь к кофе продолжилась. Я все еще привык считать латте профанацией, а раф - порнографией, но в остальном это была революция в моем восприятии мира. Я стал отличать вкус, запах, даже цвет. Я стал ходить в разные кофейни города, пока они не начали вызывать у меня приступы панических атак из-за одинаково склоненных девочек с интернетом, одинакового дизайна и одинаковых виниловых пластинок.
И все-таки я выбрал для себя три кофейни, где готовят мой любимый кофе. Наверное, их гораздо больше, но пришлось выбрать три. Город только и может быть особенным, если в нем есть особенные места.
Это "Свердлова 26", потому что мне нравятся тусклые тона, потому что кофейня напоминает мне любимое кафе Брайтона (к сожалению, уже закрытое), и потому что здесь готовят самый прекрасный ирландский кофе в моей жизни. Меня раздражают их извечные треугольные флаги, но черт с ними. Это книжный магазин "Сон Гоголя", потому что здесь хорошие книги, которые кажутся еще лучше, если читать их внутри магазина, потому что здесь только три столика, и потому что здесь самая щедрая чашка для капучино. И это Sorso di Espresso, потому что это любимая улица, потому что здесь любимая терраса, и потому что здесь только любимые воспоминания. И любимый кофе в Минске.
В конце концов, я не знаю, дорос ли до кофе после всех этих закрытых дверей, куда в детстве я не мог даже постучать. Но мне кажется, что это так, а иначе как объяснить мои сложные взаимоотношения с этим напитком? Кофе помогает мне писать. Он вызывает у меня желание говорить. Он не дает мне проснуться, но может не дать мне уснуть. Он приглушает воспоминания, но создает новые. Он заставляет меня скучать по нему даже в те моменты, когда у меня нет ни малейшего желания его пить.
