Я научился продавать Минск. Оказалось, это не так сложно.
Пару лет назад, в Страсбурге, когда разговор заходил о Минске, я не говорил о гостеприимстве и зеленых деревьях. Я говорил о семидесятых годах прошлого века, чей запах не вывести торговыми центрами, французскими ресторанами или перекисью водорода. Такой Минск все еще продается, и музыкант Грегори сказал, что все это крайне интересно, и он обязательно приедет. Ему страшно хотелось пройтись по советским семидесятым. Что ж, понять Грегори не так сложно, как того парня из Калифорнии, который сказал мне, что хочет посмотреть на живого диктатора.
Жаль, что никто не пытается продать его мне. Ни жители этого города, которым он достался в кредит, и которые вынуждены отдавать долг всю свою жизнь. Ни туристы, которые могли бы толпами сновать перед музеем истории или картинной галереей, но которых всего трое, и они сидят на втором этаже красного туристического автобуса. Глядя на этот автобус, я всегда оборачиваюсь и пытаюсь представить, что испытывают эти трое. Что видят и о чем думают. И верят ли, что вечером по телевизору не будет выступать Леонид Брежнев.
Так что я вынужден продавать его самому себе, и временами у меня получается. Я почти готов купить его, забрать за полцены, и это даже не ностальгия. Это контраст. Это чувство, которое возникает во время путешествия. Чувство, что никто не может испытать этого безудержного счастья нового города, которое могу испытать я. Так, в одной из лучших кофеен Кельна сидел бельгиец, приехавший сюда прошлым вечером. Он сидел за столом из швейной машинки, пил капучино и все время печатал на своем компьютере. Рядом с ним стоял его складной велосипед, и глядя на солнце, которое пробивалось в окна после утреннего дождя, я подумал, что черт возьми, для тебя ведь это восточная Бельгия.
А для меня это западная Германия.
