Чуть больше трех лет назад я писал об одном из любимых мест в Минске, недавно открывшемся книжном магазине Сон Гоголя. Я писал о том, что других таких книжных в городе нет. Писал о печатной машинке, о фотографиях на стене, о людях и выборе книг. Писал о том, как легко это место испортить плохим кофе и сомнительными людьми. Однако место не испортилось. Фортепиано звучало прекрасно. Людей было немало, но они были редкие. Кофе был вкусным, встречи интересными, а книги в огромном количестве переползали на мои полки. И вот вчера я был там в последний раз. После тысяч книг и неполных четырех лет, Сон Гоголя закрывается. И это тяжелое чувство.
На самом деле, мне не хотелось идти. Делать что-либо в последний раз невыносимо, особенно, когда знаешь, что это действительно последний раз. Однако трудно удержаться от символа, и я, конечно, пошел за книгой. Теперь там полупустые полки, елка не выглядит новогодней, а в чай больше не положат мяту (ее нет), но все-таки я не мог уйти без разговора и с пустыми руками. Наш разговор был привычно длинный, а книгой стал "Равельштейн" Сола Беллоу. Несколько месяцев назад я держал ее в руках в книжном магазине Нью-Йорка (о котором позже), но купил в итоге мемуары Анатоля Бруайара. И вот теперь последний роман любимого писателя стоял на совершенно пустой полке Сна Гоголя. Не в оригинале, конечно, но ведь и "Лови момент" я читал когда-то на русском языке.
Еще я не хотел идти оттого, что во всем этом есть легкий налет мародерства. Магазин вынужден распродать мебель и книги до конца месяца (мне вообще не понравилось, как магазин закрылся, спешно и как-то безвольно - но это тема для другого разговора), и меня пугала идея холодного света, морозных полок и нервных людей в плащах, рассовывающих по карманам вырванные страницы из книг. Однако все было не так. Женщина забрала пару детских книг. Молодой человек долго не мог решиться на сборник статей о молодом Набокове. Молодая пара восемь раз обошла магазин в поисках какого-то откровения, какой-то зацепки, пролистала каждую книгу, но так ничего и не купила. Наконец, две девушки в кромешно-черных одеждах пришли около часов пяти и стремительно подошли к Виктору Сержу, от которого, однако, вскоре отказались. В окне же все это время - то метель, то яркое солнце.
Почему так случилось? Почему не будет четвертого года? Почему не будет пятого? Конечно, все легко объяснить долгами. Высокой арендой, убыточным книжным бизнесом в целом. Однако у меня в памяти другая причина. Как-то раз мы были здесь с другом, пили кофе на кушетке в дальнем конце магазина и о чем-то говорили, когда внезапно дверь магазина распахнулась с каким-то непривычным нажимом, и в Сон Гоголя ворвались двое. Те самые двое, хорошо знакомые по телевизору и административным зданиям, каких так много вблизи улицы Ленина. В широких глянцевых галстуках, с огромными красными лицами. Они влетели в магазин, резко остановились, безумно огляделись по сторонам и воскликнули: "Ой, а куда это мы попали?!" И в панике выбежали на улицу. Так что нет - дело не в долгах. Дело в них.
Я пишу обо всем этом теперь, с чувством сожаления и не до конца осознанной потери, потому что Сон Гоголя давно перешел границы обычного книжного магазина. Как Sweet & Sour, например, давно перешел границы обычного бара, где играет джаз и наливают виски. Сон Гоголя - это фильм с Бастером Китоном по сценарию Беккета. Это миллион разговоров и пьес на фортепиано. Подарков и мучительного выбора. Рассказов, написанных и еще нет... И оттого тем более странно, что у меня ясное ощущение: статью ту о Сне Гоголя я писал несколько месяцев назад и никак не в 2016 году. Так многое во мне изменилось. Не изменилось только старое чувство тревоги о том, что место это могут испортить. Что через месяц или два я загляну в окно и ужаснусь. И страшно, по-настоящему страшно оттого, что теперь-то я в этом почти не сомневаюсь.
