Album of the Month: MADISON by Sloppy Jane

In order to fully appreciate this album (and you really do owe it to yourself), I would advise to start with Sloppy Jane's roots. Nothing especially taxing or time-consuming. A couple of concert videos would suffice. Something like Sloppy Jane contorting on the stage, with the lower part of her face covered in green paint, with her band engaging in various forms of insanity and whimsy. It is not so much experimental as juvenile and grating, and yet, in the midst of all that crankiness, lies a talent. It is embryonic and it comes in snippets and broken chords, but it is there. You lose the patience but face it: you can't look away. Now you are ready to listen to Madison. 

And all of a sudden Sloppy Jane is the real deal. Because this album is so hauntingly, inescapably beautiful that you have to wonder why she had it all suppressed for so many years. Why it took a cave in West Virginia to show the world the extent of her adventurous songwriting. It is, roughly speaking, a transition from The Birthday Party to Boatman's Call. 

The album was, indeed, recorded in a cave - with a full orchestra and a piano and the kind of intimate ambience that makes Madison such an unforgettable experience. Following the intriguing cacophony of "Overture", we plunge into the piano-based ballads, "Party Anthem" and "Jesus And Your Living Room Floor". It is a striking, uncompromising start, and the quality never really falters. Not everything works, and a certain dissonance sticks out like a sore thumb (also, I find the closing ballad a little feeble), but my quibbles are just that: quibbles. "Lullaby Formica" is an eerily pretty tune with evocative imagery. The title song mixes laughter, noise, music hall, gorgeous piano lines, effective singing and ends up evoking Kate Bush. The memorable "Wilt" is the most direct song here, and it rises to a beautiful anthemic climax. Still, "The Constable" is the best. The song just grows and swirls and floats and erupts and subsides. Could be my song of the year. 

There is a rougher edge underneath it all, a certain sinister element to the proceedings, something slightly blasphemous and unsettling, but that is what great art does: it disturbs your senses, it makes you uncomfortable. What matters most, though, is that the music is excellent, and if all it took was for Sloppy Jane to turn into Sweet Jane, then so be it. 

RECOMMENDED THIS MONTH:

Sloppy Jane - Madison

Aimee Mann - Queens Of The Summer Hotel

Damon Albarn - The Nearer The Mountain, More Pure The Stream Flows

P.S. Completely forgot about Lana Del Rey's album last month. Oh well. 

My Latest Re-Discoveries: Jesus Christ Superstar

Marquee Moon was not punk rock. Likewise, Quadrophenia was not a rock opera. Neither was S.F. Sorrow. And neither was The Story Of Simon Simopath. Tommy? A concept album. A cantata of songs. But a rock opera? No, not at all. In retrospect, an obvious thing to say - but I came round to it much later than I would care to admit. To be precise, this happened when I realised that I have zero patience for anything that Andrew Lloyd Webber did after 1970. When I realised, and this was a realisation both frustrating and quite sweet, that the only rock opera I really liked was Jesus Christ Superstar. 

To me, and I say this with a straight face and completely unironically, Jesus Christ Superstar is one of the greatest musical achievements of the 20th century. It really is quite wonderful to keep rediscovering it once every few years. It is such an expansive and smart work of art that I remain awe-struck, time and time again, by Webber's musical genius (which went away too quickly, together with restraint, but it keeps haunting us with the poignant melody of "Pilate's Dream") and Tim Rice's highly intelligent, if slightly controversial, lyrics (I really do insist that you should follow the lyrics while listening to the album).  

And oh yes - Jesus Christ Superstar is indeed an opera. But do not let it put obscene ideas into your head. The vocals are often operatic and there are choruses which belong on stage but that should in no way distract you from the fact that there is subtlety and taste behind everything you hear on this album (incidentally, I prefer the actual album and not the soundtrack to the movie). 

As a child, I was frightened by the metallic guitar in "Overture" and the famous riff that appeared out of the orchestral 'noise'. I was disturbed by the fact that it was Judas who set the tone with the bitter opening "Heaven On Their Minds". I was made uncomfortable by "This Jesus Must Die" and moved by "Pilate's Dream". I was captivated by the intoxicating singing in "The Temple" and fascinated by the gorgeous gospel chorus of "The Last Supper". I was obsessed with the verse melody of "King Herod's Song" and I felt guilty for loving it so much. My nerves got stretched to their limits during "Trial Before Pilate" and I simply did not know where to hide during "Crucifixion". All these feelings are still with me, to an extent, and there is no joy equal to going back in time and reliving them religiously. No pun intended.

Instrumentally, melodically, emotionally - this record never fails to amaze me. Treat it as a rock opera. Treat it as a collection of songs. Treat it as an alternative history set to rock music. Doesn't matter, it works on every level. Even as a piece of literature - it is unparalleled. 

Oh and one more thing: your stance on religion is completely immaterial.

Про Одессу. Садовник.

Жить по Алану Уотсу может лишь тот, кто никогда не читал Алана Уотса. Например, садовник из дома в начале улицы Черноморской. Он живет в сегодняшнем моменте. Он знает, что будущее - это абстракция. Он умеет замедлять время. Он - лучшее, что я встречал в Одессе.

В первый раз я вижу его в начале мая, когда случается первый по-настоящему теплый день, и трава наливается горячим запахом и зеленым цветом. Этой травы так много в аккуратно подстриженных газонах дома, что стоит рядом с турецким консульством и заброшенным особняком 19 века. Под газонами есть дверь в потайное помещение, а в нескольких метрах, в ярком солнечном просвете, стоит стул. Обычный стул из советского времени, деревянный и неудобный. На стуле сидит мужчина лет пятидесяти, в закатанных кремовых брюках и в расстегнутой рубашке. У него загорелая итальянская внешность, и он слушает джаз. Джаз раздается из потайного помещения с полуоткрытой дверью. Джаз не сбивает с ног. Это не Чарльз Мингус. Скорее - Билл Эванс. 

Его лицо вскинуто вверх и опирается на спинку стула. Он улыбается, но спокойно, ненавязчиво, едва заметно. Так улыбаются, когда смотрят на солнце. Он загорает, однако в это слово едва ли вмещаются его ровный неаполитанский загар, его поза и весь этот момент.

Все последующие месяцы и недели я пытаюсь увидеть его. Возвращаясь домой, я хочу рассмотреть то, как он сидит на деревянном стуле, смотрит на солнце и курит невидимую сигару. Если его нет, мой день кажется неполным. В новом фильме с Тильдой Суинтон есть сцена, где главная героиня в течение десяти экранных минут смотрит на спящего человека. Зрители возмущенно вздыхали, поднимались и уходили из кинозала, однако здесь я готов смотреть на него без пения птиц и удобного кресла. Без джаза и без сигары. В нем есть что-то вечное. Он поймал момент, он зажал его между коленями, и он никуда не торопится. У него нет незаконченного рассказа, и газон давно подстрижен.

Порой он встает со своего стула, прохаживается вдоль газона и осматривает цветы. Он прохаживается медленно, в такт коктейльного джаза и ритма своего сердца. Я никогда не вижу его за работой. В его мире нет сорняков, а трава растет скошенной. Это удивительный мир, и меня поражает то, что вселенная течет и вечно куда-то убегает. Люди улетают на работу, собаки пробегают мимо, а от турецкого консульства постоянно отъезжают машины. Однако никто ничего не замечает. Словно его нет. Словно он не главный персонаж пьесы. Словно идет дождь, и его деревянный стул спрятан в полуоткрытой комнате, где, насколько мне известно, хранятся не только садовые ножницы, но и пыльные бутылки сухого итальянского вина. 

В конце лета я впервые задумываюсь о том, что скоро погода испортится и его не станет. Он исчезнет за полуоткрытой дверью, и я не увижу его вздернутой головы. Вздернутой по направлению к солнцу, от которого млеет тело, и от которого начинаешь понемногу сходить с ума. И действительно, в сентябре он появляется все реже, а в октябре и вовсе исчезает. Нет, он не начинает работать в саду, не застегивает рубашку и не закрывает дверь комнаты. Его просто нет. Нет, и все. На несколько секунд я останавливаюсь у дома в начале улицы Черноморской, а затем разочарованно иду дальше. Я иду домой. Я иду читать Алана Уотса.