Album of the Month: DANCE FEVER by Florence + The Machine

At the right time and in the right context, everything starts to make sense. I remember how Bill Drummond (does anyone remember Bill Drummond?) spoke about the music of The Libertines. At first, it seemed unremarkable. Until one day he heard Pete Doherty play an acoustic set somewhere in the streets of London. And all of a sudden - the music came alive. The tunes stuck their heads out of indie-pop cliches and "What a Waster" sounded like the anthem of the decade. 

Last year, it was Saint Etienne whose music started to speak to me in ways that it had not in the past. This year, it is Florence + The Machine. It could be the right setting or it could be Florence Welch's dress in the video clip for "Free". Or, rather, some things just happen.

The three-song punch that opens this album, which is Florence + The Machine's fifth, is as good as you are going to get this year. "King" builds up in a way that is both tense and understated before exploding in a brilliant orchestrated chant and a sexualised crackle of Welch's voice. Then comes the gloriously anthemic single "Free" whose mood is the closest thing to Patrick Wolf's "The Magic Position" I have heard in years. How do you follow that? Well, obviously you follow that with an even better song. "Choreomania" is something of a mini-suite, boasting several different sections piling beautifully on top of each other.

Next up is the quieter piece, the sparse and tastefully intoned "Back In Town" (think Lana del Rey, but with musical depth). Next up is "Girls Against God" which mentions being in the basement with Tom Vek and evokes the atmosphere of Neko Case's seminal Fox Confessor album. "Dream Girl Evil" is powerfully soulful and has a memorable chant-like refrain that will stay with you for days. Finally, the first side is rounded off with the brief "Prayer Factory" which still manages to pack a couple of melodic twists into its one-minute length. 

Side two is hardly worse, starting as it does with another powerful three-song run where the menacing and groovy "Daffodil" is the strongest highlight. "My Love", while certainly catchy, is more straightforward than charismatic (I prefer the acoustic version from the deluxe version of Dance Fever). Which is why I would rather take the three downtempo songs at the end of the album. The short "Restraint" is, again, filled with huskiness and oomph. Then comes the ballad "The Bomb" which manages to remain intense without compromising on elegance. Finally, "Morning Elvis" may sound like an overly subdued closer but the melody will soon reveal itself as one of the strongest on the album.

What else is left to say, really? In terms of music, Dance Fever is loosened up and unfettered. In terms of its lyrical content, Dance Fever is very personal. Florence Welch presents herself as someone quite smitten with her own image. This is self-mythologising. Showboating, basically. She knows it. She fully embraces it. And she records a lot of great music in the process. 

May Round-Up

Once, back when I wrote for Oxford Music Magazine, I had a brief e-mail exchange with the editor on the subject of which albums I wanted to review next. He suggested doing Grizzly Bear. Grizzly Bear? I said. Not them. Not those wimpy folk revivalists with their dull beards. At which point he of course told me that they were his favourite band. These days, I am happy to report that Daniel Rossen's album You Belong There (★★★½) was haunting and intriguing and had the sort of melodic substance I used to miss in Grizzly Bear's music. This was in April. 

Now it is May, and the folk album of the month has to be Kevin Morby's tuneful This Is A Photograph (★★★½). The LP may falter a little towards the end but it has so much timeless charm in the title song and especially in "Bittersweet, TN" that I do not really mind a misstep or two. Another good singer-songwriter album came from Hold Steady's Craig Finn whose tastefully orchestrated A Legacy Of Rentals (★★★½) is reliably excellent. Big choruses, spoken-word verses, enormous hooks. Nothing new, really. He always does the same thing - but he does it well. 

The big sound of Finn's latest, though, cannot hope to compete with that of Arcade Fire's WE (★★★½). An album of two halves, with side A focusing on their latest dance and electronic exploits and side B offering the fans the sort of nostalgia that they crave. Needless to say, side B wins. Overall, though, let's just accept that these days Arcade Fire are more pretentious than inspired, and move on. Is Liam Gallagher pretentious? There has never been a clear-cut answer to this question. One thing is for sure: the guy will never change. C'mon You Know (★★★) is fucking good. I wish it were fucking great, though.

Yet another shot of nostalgia came by way of Belle & Sebastian's A Bit Of Previous (★★★½). The album title says everything you need to know. Their first full-length album after the underrated Girls In Peacetime Want To Dance is unadventurous, safe and lyrically trite. The charm, however, is still there. That and Stuart Murdoch's knack for a disarming melody. The infectious "Talk To Me, Talk To Me" and the harmonica-driven "Unnecessary Drama" are late-period classics. Soft Cell's comeback Happiness Not Included (★★★) I found less successful. The style was there, the grandeur of Marc Almond's voice was intact, but some of the songwriting lacked depth. The cabaret-infused drama of "I'm Not A Friend Of God", however, was almost enough to cover the losses. 

Of the more contemporary bands trying to recreate the moods of the past, The Monophonics are among the best. Their take on the psychedelic soul of the 60s is suffused with taste (just look at that album cover) and great songs. Sage Motel (★★★½) may not be as strong as 2020's It's Only Us, but that is nothing to be ashamed of. There is shame, however, in me not picking The Wave Pictures' When The Purple Emperor Spreads His Wings (★★★★) as my album of the month. Double album split into four sections representing four seasons of the year. The highlights are numerous ("French Cricket" for the toe-tapping charms, "I'd Rather Be Doing Something Else" for the tune, "Winter Baby" for the atmosphere) and the voice of David Tattersall is just irresistible. What a band. 

The double album by Wilco is less interesting but it is still their strongest material since A Ghost Is Born. Cruel Country (★★★½) is, indeed, country - with just the right amount of edge. There is no reason why it had to be 21 songs, of course, but Jeff Tweedy can still pull an insidious vocal melody out of his well worn-out bag of tricks ("Hints" is case in point). Thom Yorke, too, came up with a pleasant surprise. For what it is worth, The Smile's A Light For Attracting Attention (★★★½) is the best Radiohead-related album in recent memory. Less wankery, more songs. "You Will Never Work In Television Again" is their most direct offering since, what, Pablo Honey? 

Дневник польской культуры. EABS.

В современном польском джазе много имен. Сложных и простых. Удачных и неудачных. И все же два имени выделяются на фоне остальных: Niechęć и EABS. Первые из Варшавы, вторые из Вроцлава. И те и другие записали три студийных альбома (на момент написания этого текста). И те и другие выпускают новые альбомы в этом году. Первые нашли себя. Вторые построили карьеру на поиске. Выступление первых я упустил. Упустить выступление вторых я не имел права.

Клуб Jassmine в центре Варшавы. Возможно, главный джаз-клуб Польши. Местный Birdland. Узкая темная улица немного в стороне от шумных проспектов, дорогие машины и стильный вход в черных тонах. Все это напоминает знаменитый клуб в сердце Манхэттена - однако в тот летний вечер в Нью-Йорке не было света, поэтому сравнение обманчиво. Лифт, приветствие, столик справа от сцены. Дым и распроданный зал. Играет A Love Supreme Колтрейна, а в баре объясняют, что вместо Old Fashioned они подают Old Orleans. "Old Orleans?" спрашиваю я, и молодая полька на прекрасном английском рассказывает, не без гордости, что это Old Fashioned "с нервом". With an edge. Я хочу сказать "нет", но я говорю "да". 

В зале, за столиками, нет случайных людей. Все пьют коктейли и разговаривают, однако стоит EABS начать играть - и все изменится. Никто не отвернется от сцены. Все это станет приятным контрастом c улицей Рубинштейна, где играла потрясающая питерская группа, и почти никто не обращал внимания на музыку. Все были в телефонах, шумных разговорах и вине. Так, что на исходе вечера пианист не выдержал и высказал все, что о них думает. (Однажды в Москве так поступил и Ник Кейв, уставший от хамства аудитории, которой все должны.)

Трудно представить карьеру лучше той, что задумали EABS. Первый альбом - любовное послание Кшиштофу Комеде. Второй альбом - авангардный джаз со славянским подтекстом. Третий альбом - восхищение музыкой Сан Ра. И все это в экспериментальном ключе, все это с уважением к традициям. В новом альбоме, например, не только бесстрашный ритм Badbadnotgood, но и саксофон Яна "Пташина" Врублевского. Именно свой новый альбом, четвертый в дискографии, EABS представили в клубе Jassmine 18 мая. 

Все в их стиле казалось органичным и непринужденным. Белые майки, напоминавшие балахоны. Колоритные волосы контрабасиста. Хип-хоп семплы. Это джаз, который не боится времени - ни прошлого, ни настоящего. Они играли больше двух часов, и первые впечатления, а также название нового альбома (2061 - отсылка к научной фантастике Артура Кларка) говорят о еще более глубоком погружении в космический джаз Сан Ра. Космический джаз идет им, однако последняя вещь, "A Farewell To Mother Earth", была понятна каждому, кто любит классический джаз. Что совсем неудивительно - Матисс умел писать красивейшие натюрморты, а пианист Марек Пендзивятр (лидер группы, он же Latarnik) записал один из самых красивых альбомов этого года. Marianna, посвящение бабушке музыканта. Из новых вещей наибольшее впечатление произвела "The Mystery of Monolith", однако я счастлив был услышать и "The Lady with the Golden Stockings" с прошлого альбома группы - сыгранную в самом конце, в качестве послесловия.

В какой-то момент вечера я заглянул в меню и разгадал тайну коктейля под названием Old Orleans. Кленовый сироп! Ну конечно. Нерва, правда, он не добавил. Весь нерв ушел в джаз, в саксофон и белые балахоны. Однако Old Fashioned у них получился отменный. 

Nina Nastasia is back

During the first decade of this century, Nina Nastasia created truly exceptional music. The six albums that she released over that period contained songs of stark simplicity and beauty that always felt a little disturbing. And then, after the release of the difficult Outlaster, she disappeared. Now and again, I would look for any Nina Nastasia related news, but there would be nothing. No news. And now, following a decade of mental abuse and personal trauma, she is back with a new album. Could be the best thing to happen in 2022. 

Три книги. Алексиевич, Филипенко, Бахаревич.

Для первой статьи из новой серии публикаций я выбрал три книги современных беларуских* писателей. Светлана Алексиевич, Саша Филипенко и Ольгерд Бахаревич. Книги и авторов я выбирал наощупь, интуитивно. И теперь, по прошествии месяца чтения, ни о чем не жалею.

*Беларуская, беларуское, беларуский. Вот уже два года я не могу написать это слово как-то иначе. Не могу добавить второе "с", не могу написать это предательское "о". На телефоне я бешусь на автокорректировку и проклинаю клавиатуру. Я исправляю все это назад - снова и снова, так, чтобы не было этой ошибки ни в моей памяти, ни на кончиках пальцев. 

Светлана Алексиевич. "Время секонд хэнд" (2013).

Я вырос в доме, где каждый день с полок на меня смотрели книги Алексиевич. Думаю, есть в этом факте какой-то зловещий символизм. И все же я никогда не читал этих книг. Мама читала и перечитывала, а я нет. "Чернобыльская молитва", "У войны не женское лицо" - мрачные названия, мрачные обложки. Алексиевич все время присутствовала в моей жизни, равно как и в жизни каждого беларуса, но скорее на краю сознания, на периферии. Даже после громкого (относительно, конечно; громкого для 2013 года в Беларуси) выхода ее последнего романа и получения Нобелевской премии (было приятно наблюдать за истерикой по обеим сторонам границы; все-таки Андрей Битов вывел однажды правильную формулу: "Завидуешь - хвали"), я не бросился ни в книжный, ни в библиотеку, ни в гости к маме - туда, где по-прежнему стояли на полках ее первые книги.

Как-то всегда было не до этого. Нужно было отыскать новый роман Уилла Селфа. Изучить пьесы Театра Абсурда. Перечитать всего Маркеса. Даже, черт возьми, посвятить несколько месяцев неизвестным романам неизвестных друзей. Но вот я добрался-таки до последней книги Светланы Алексиевич - в апреле 2022 года, в Варшаве.

Когда читаешь Алексиевич, трудно оторваться и не стать соучастником. Документальная литература - это диалог не только между автором и собеседником, это еще и диалог с тобой. С читателем. Причем не так уж важно, жил ты в то время или нет ("Время секонд хэнд" описывает уходящую советскую эпоху и то, что пришло на смену), помнишь ли расстрел Белого дома. Я помню, хоть и смутно, как мы сидели на полу в общежитии, и по телевизору показывали одно и то же обгоревшее окно, обстрелянное из танка. Окно это показывали утром и вечером, с одним и тем же черным свечением. А еще по утрам показывали арестованных людей, и отец сидел рядом и приговаривал: "Даже женщины..." Вечером, когда по телевизору показывали те же кадры, отец повторял свою фразу: "Даже женщины...". Вечное возвращение. Я помню - однако дело не в этом. Документальная литература - это всегда про сегодня, и потому она бьет так болезненно и так неотразимо. Когда одна из героинь книги описывает революцию тех дней, массовый выход на улицу и крепнувшую надежду, она говорит о страхе перед возможной неудачей и создает убийственную метафору: "И кем бы мы были, если бы проиграли? Мы были бы как бабочки в цементе". 

Вот оно, пережитое в девяностые, записанное в нулевые, опубликованное в 2013-м: мы - бабочки в цементе. Сегодня, в 2022 году - в Минске, в Варшаве. 

Язык Алексиевич живой, он затягивает и не дает расслабиться. Она пишет прямо, не пытаясь понравиться - так, как услышала. Ее личных слов почти нет, однако в какой-то момент перестаешь понимать, где в этих рассказах личное, а где нет. Где то, что могла бы рассказать, например, моя бабушка. Какими бы странными и жуткими ни казались эти истории, они вовсе не кажутся невероятными. Ты слышал обрывки слов, видел бегающие тени, улавливал интонации. Все это есть в тебе, с самого детства - с того момента, как ты произнес первое слово. Или, например, все началось в тот день, когда мама принесла в дом эти советские романы Алексиевич, что стояли на наших полках и смотрели на меня. А я отворачивался, я не хотел смотреть. 

И еще. В книге много неутешительных выводов ("Наш народ жалостлив, сентиментален... но не добр"), много жутких образов, которые останутся со мной навсегда. Алексиевич вскрывает волдыри, раздирает раны, но она не угнетает. Эта проза шокирует сознание, но не подавляет волю. Какой-то оптимизм вопреки - такая обычная вещь для нас. Для тех, кто уехал, и тех, кто остался. 

Саша Филипенко. "Красный крест" (2017).

Если бы книга Саши Филипенко была изображением - она была бы очень плоским изображением. Без объема. И дело даже не в том, что книга короткая (я люблю короткие романы; кто знает... быть может, "Пнин" и "Истинная жизнь Себастьяна Найта" - это лучшие книги Набокова?..), а в том, что у Саши Филипенко не срабатывает правило литературы номер один. Не нужно описывать - показывай. 

Пожалуй, на этом я мог бы остановиться в своей критике этой книги. "Красный крест" - плохой роман. И если проза "Красного креста" типична для автора, то он совершенно не умеет показывать. Что довольно любопытно, учитывая, что недавно я посмотрел интервью с Филипенко, и он опровергал эти мои печальные рассуждения. Он сказал, например, что перед написанием своих книг посещает все города, участвующие в сюжете. Это прекрасно - однако если заменить его Екатеринбург на любой другой город мира - ничего не изменится. Его Париж без цвета и запаха. Италия - просто слово. И даже в Минске не за что ухватиться.

Я не скажу, что это плохо написано - нет, написано вполне прилично (хоть и сухо), но как же это невыносимо безжизненно и одномерно. Сюжет не безнадежный. Главный герой, футбольный судья (я ничего не имею против того, что главный герой - футбольный судья, но черт возьми, почему он футбольный судья, зачем, и в чем это выражается?), въезжает в новую квартиру в Минске и встречает соседку, пожилую даму, страдающую провалами в памяти. Женщина прожила огромную и сложную жизнь - прошла через эмиграцию, работу на советское правительство (в ее обязанности входила переписка с международным Красным Крестом, который был глубоко безразличен этому советскому правительству), пытки, лагеря. Однако у сюжета нет жизни, он не наполняется воздухом, и чахнет на страницах. Жизнь футбольного судьи еще более схематична, и однажды утопает в сюжетных клише. Есть много общих мест и банальных рассуждений автора (к разговору о банальности: Филипенко приводит в романе полный текст "Imagine" Леннона). Есть много архивных сводок и документов (много - слишком много для такой короткой книги). Наверное, в качестве простейшего ликбеза это можно принять, но не более того.  

Все тот же Набоков сказал однажды, что писатель может писать обо всем, о чем вздумает. Если он интересен, если восприятие им мира представляет интерес, то читатель в любом случае получит удовольствие от прочтения. Так вот: боюсь, мне просто неинтересно смотреть на мир глазами Саши Филипенко. Мир этот кажется мне поверхностным. Хуже того - скучным.

Ольгерд Бахаревич. "Собаки Европы" (2017).  

Недавно, в Варшаве, я встречался с одним молодым человеком - студентом, который учится в Польше на психолога. Одним из тех замечательных молодых людей, с которыми можно поговорить как о Baby Art (о котором я не знаю ничего), так и о венских акционистах (о которых я знаю довольно много). В какой-то момент разговора он сказал мне такую вещь. Сегодня нет смысла говорить, что фильм великий. Что картина - шедевр. Что книга выдающаяся. Это значит всего лишь то, сказал мне мой собеседник в безымянном кафе в старом городе, что тебе понравился этот фильм. Вот и все. Понравилась картина. Понравилась книга. 

И он прав. Это действительно так. И все же любая критика должна быть объективной - или нет, не так: любая критика должна делать вид, что она объективна. Иначе в ней нет никакого смысла. Мне неинтересно читать отзывы и рецензии, где автор говорит о том, что ему нравится. Понятно, что все это взгляд, мнение, дело вкуса - однако необходимо создавать и поддерживать иллюзию. Так что скажу это, сквозь нервную усмешку и закатывание глаз: "Собаки Европы" - роман выдающийся. Сказал бы "великий", но во рту все пересохло от бессонного чтения девятисот страниц.

Есть такие книги, которые хочется перечитать еще во время первого прочтения. "Собаки Европы" из таких романов, глубоких как эмоционально, так и сюжетно. Персонажи настоящие, объемные, живые - даже те из них, которых не существует вовсе. Минск Бахаревича, по которому катается на велосипеде герой из первой части, это мой Минск. Он дышит мокрым асфальтом и сумерками окраин. Город, который, оказывается, я так сильно люблю. В сцене допроса, с которой начинается роман, ощущается не только взгляд "государева мужа", но даже запах канцелярского стола. Бахаревич пишет азартно, с наслаждением.

Сказать, что "Собаки Европы" - масштабный роман, это не сказать ничего. Шесть историй, сплетенных и переплетенных в одну, при помощи всевозможных аллюзий и сюжетных линий. Каждую часть можно воспринимать как отдельное произведение, однако сущность замысла Бахаревича, его "gamble on posterity", как это описал однажды Мартин Эмис, именно в едином романе. О Беларуси, о времени, о силе искусства. Здесь есть выдуманный Бахаревичем язык Balbuta, c настоящим словарем (мое любимое слово - tajnoje, что означает "красивый") и расписанной грамматикой. Здесь есть постоянная игра с твоим знанием литературы (отсылки к Джойсу, к Умберто Эко, к Агате Кристи) и с твоим воображением. Здесь, в четвертой книге, появляется и сам Ольгерд Бахаревич, на книжной полке и на выходе из станции метро. "Нудный" Бахаревич, как пишет он сам. Это не так - даже посреди бесконечных странствий бабушки из третьей книги мне никогда не было скучно.

Про эту третью книгу стоит написать отдельно - думаю, самому Бахаревичу она кажется главной, о чем можно судить как по длине, так и по центральному расположению в романе. Эта книга про попытку создать альтернативную Беларусь за границей, Кривию, по сути секту на острове на Севере Европы (если я не запутался в географии). Чтобы реализовать замысел, из той, старой, богом проклятой Беларуси, вывозят сказочную старуху, способную лечить людей. В какой-то момент Бахаревич прерывает роман и рассуждает об этой странной, болезненной идее - создать Беларусь вне Беларуси. По сути он пишет эссе, с сарказмом, с оголенным нервом, о потерянной Беларуси и о фанатичной слепоте.

Почему Собаки? Я не думаю, что можно ответить на этот вопрос, не попав в какую-нибудь умную ловушку, заботливо приготовленную автором романа. И все же я думаю, что в последней книге, в этой горькой оде искусству (этой похотливой "арс лонге" - Бахаревич действительно искусно обращается с языком, как русским, так и беларуским - "Собак Европы" он написал дважды, на обоих языках), есть ответ на этот вопрос. По крайней мере, я нашел его для себя - в дыхании собак, которое слышится за окном последнего книжного магазина Вильнюса. 

В книге много печальных предсказаний о судьбе Беларуси - и все же мне нравится, что Бахаревич разбивает растущее напряжение об иронию одного из персонажей. "Империя обоев" вызвала у меня взрыв дурацкого, неоправданного смеха.

Хотя, возможно, мое восхищение романом обязано одному лишь короткому абзацу из первой части. В нем Бахаревич рассуждает о том, что стало с беларуским мороженым, и называет лучшее из того, что осталось. "Каштан". Разумеется, это "Каштан". После этого окончательно и бесповоротно - я был на его стороне.

P.S. Да, и любимая цитата - одна из многих: "Подсолнухи, Свифт и русофобия - вот, что спасет нас в угасающем мире".